Из названия сразу видно, что я выбрал очень широкую тему. Единственное, что я могу попытаться, так это предложить собственное изложение, как если бы я писал введение к книге.
Я не буду предварять свое сообщение историческим обзором и демонстрировать развитие моих идей из теорий других людей, потому что моя мысль не работает таким образом. На самом деле, что-то поняв, я здесь и там привношу это в свой клинический опыт, формирую собственные теории, и лишь затем, в самом конце, мне становится интересно увидеть, откуда и что я украл. Возможно, этот метод ничем не хуже любого другого.
О примитивном "эмоциональном развитии мы многого не знаем или неверно понимаем, по крайней мере, я; и вполне можно утверждать, что данную дискуссию необходимо отложить на пять или десять лет. Но мы знаем, что на научных совещаниях общества, недоразумения случаются постоянно и, возможно, окажется, что наших сегодняшних знаний уже достаточно для того, чтобы предупредить некоторые из этих недоразумений, благодаря обсуждению этих примитивных эмоциональных состояний.
В результате этой работы я многое сделал для того, чтобы сооб- щить о ней и привести в соответствие с современными теориями, и, наверное, эту статью можно считать введением.
Слушая то, что я говорю, и критикуя, вы помогаете мне сделать следующий шаг в изучении истоков моих идей как в клинической ра- боте, так и в опубликованных работах аналитиков. Мне было чрезвы- чайно трудно отказаться от клинического материала в данной статье, поэтому, я сохранил его в сжатом виде, но так, чтобы у нас было дос-таточно времени для обсуждения.
Сначала я должен расчистить путь. Позвольте мне попробовать описать различные типы психоанализа. Анализ можно применять к пригодному для этого пациенту, обращая внимание почти исключи- тельно на его личные отношения с людьми, а также на сознательные и бессознательные фантазии, которые обогащают и усложняют эти от- ношения целостных личностей. Таков изначальный тип психоанализа. В последние двадцать лет мы были свидетелями растущего интереса к фантазиям и важной роли фантазий пациента о собственной внутрен- ней организации и ее инстинктивных корнях как таковых. Мы также убедились в том, что жизненно важными в некоторых случаях явля- ются именно эти фантазии пациента о своей внутренней организации, так что анализ депрессии и защит от депрессии не может быть осно- ван только лишь на рассмотрении отношений пациента с реальными людьми и его фантазий о них. Этот новый акцент на фантазиях паци- ента о самом себе открыл широкое поле анализа ипохондрии, при ко- торой фантазии пациентов о собственном внутреннем мире включают в себя фантазию о том, что этот мир локализован внутри их собствен- ного тела. У нас появилась возможность в ходе анализа связать каче-
ственные изменения во внутреннем мире человека с его инстинктив- ными переживаниями. Качество этих инстинктивных переживаний определяет хорошесть и плохость того, что находится внутри, а также само его существование.
Эта работа отражала естественный ход развития в психоанализе; прогресс включал в себя новое понимание, но не новую технику. Это Вскоре привело меня к изучению и анализу еще более примитивных отношений, тех самых, которые я хотел бы обсудить в этой статье. Существование этих более примитивных типов объектных отношений никогда не ставилось под сомнение.
Я сказал, что для расширения анализа в область лечения депрес- сии и ипохондрии не потребовалось никаких изменений во фрейдов- ской технике. Верно также и то, что по моему опыту, эта же самая техника может привести нас к еще более примитивным элементам, при условии, конечно, что мы принимаем во внимание присущие та- кой работе изменения в ситуации переноса.
Я имею в виду то, что пациент, нуждающийся в анализе амбива- лентности его внешних отношений, имеет фантазии о своем аналитике и о работе аналитика, которые отличаются от фантазий тех, кто нахо- дится в депрессии. В первом случае, работа аналитика мыслится как лишенная любви к пациенту, ненависть отклоняется на ненавистные вещи. Депрессивный пациент требует от своего аналитика понимания того, что работа аналитика в определенной степени является его по- пыткой справиться с собственной (аналитика) депрессией, или я бы сказал, что вина и печаль являются продуктом деструктивных элемен- тов в его собственной (аналитика) любви. Для достижения дальней- шего прогресса в этом направлении, пациент, ищущий помощи в свя- зи с его примитивными, до-депрессивными отношениями с объекта- ми, нуждается в том, чтобы аналитик был способен видеть не- смещенную и взаимную любовь и ненависть к нему аналитика. В та- ких случаях окончание сессии, окончание анализа, правила и догово- ренности, — всё становится важной формой выражения ненависти, так же, как хорошие интерпретации проявлениями любви и символиче- ской хорошей пищей и заботой. Эту тему можно с большой пользой развивать в разных направлениях.
Прежде чем приступить непосредственно к описанию примитив- ного эмоционального развития, я хотел бы пояснить, что анализ этих примитивных отношений не должен расцениваться исключительно как расширение анализа депрессии. Совершенно очевидно, что эти примитивные формы отношений, коль скоро они появляются у детей и у взрослых, могут возникать как форма бегства от трудностей, яв- ляющихся следствием более поздних этапов, в соответствии с класси- ческим понятием регрессии. Обучающемуся аналитику нужно вначале научиться справляться с амбивалентностью во внешних отношениях и с простым вытеснением, чтобы продвигаться в сторону анализа фан- тазий пациента о внутреннем и внешнем его личности, а также целого ряда используемых пациентом защит от депрессии, включая истоки персекуторных элементов. Эти последние аналитик, наверняка, смо- жет найти в любом анализе, но было бы напрасным или вредным для него пытаться справляться с преимущественно депрессивными отно- шениями, если он не был полностью подготовлен к анализу простой амбивалентности. Столь же бесполезным и даже опасным является анализ примитивных пре-депрессивных отношений и интерпретиро- вание их появления в переносе, если аналитик не готов полностью справляться с депрессивной позицией, защитами от депрессии и идеями преследования, становящимися доступными для интерпрета-
ции по мере продвижения пациента.
Я должен сделать еще несколько предварительных замечаний. Неоднократно отмечалось, что на пятом-шестом месяце у младенцев происходят изменения, которые делают значительно более легким,
чем раньше, наше обсуждение их эмоционального развития с тех же позиций, с которых мы говорим о человеке в целом. Анна Фрейд осо- бо отмечает этот момент и предполагает, что совсем крохотный мла- денец больше озабочен определенными аспектами ухода, нежели кон- кретными людьми. Боулби недавно высказал мнение, что младенцы в возрасте до шести месяцев остаются неотделенными, так что разлука с матерью не влияет на них так, как в случае после шести месяцев. Я сам раньше утверждал, что к шести месяцам младенцы достигают че- го-то, что отличает хватание предмета и засовывание его в рот мла- денцами в пять месяцев от тех же действий в шесть месяцев, когда младенец начинает настойчиво преследовать его, намеренно бросать предмет, используя его как часть игры.
Называя возраст пять-шесть месяцев, мы не должны пытаться быть слишком точным. Если трех- или даже двухмесячный ребенок (или даже еще младше) достигает стадии развития, которую удобно в общем описании относить к возрасту пять месяцев, то никакого вреда в этом не будет.
На мой взгляд, описываемая стадия, - и я думаю, что такое ее описание можно принять, является очень важной. В какой-то мере она определяется физическим развитием, ребенок в пять месяцев становится достаточно способным хватать предмет, который он ви- дит, и вскоре он уже может засунуть его в рот. Он не мог бы сделать этого раньше. (Конечно, он мог хотеть это сделать. Между умением и желанием нет точной параллели, и мы знаем, что многие физические достижения, такие, как способность ходить, часто задерживаются до тех пор, пока эмоциональное развитие не освободит физический на- вык. Эмоциональная сторона вопроса существует независимо от фи- зической стороны.) Можно сказать, что в игре ребенок на данном эта- пе становится способным показать, что он может понимать, что он имеет внутреннее содержание, и что вещи приходят извне. Он демон- стрирует знание того, что он обогащается тем, что инкорпорирует (физически и психически). Кроме того, он демонстрирует знание сво- ей способности избавляться от чего-то, получив то, чего хочет. Всё это свидетельствует об огромном успехе. Это только вначале успех достигается время от времени, и каждая деталь его может быть утра- чена в результате регресса, вызванного тревогой.
Следствием этого является то, что младенец теперь полагает, что мать также имеет внутреннее содержание, которое может быть бога- тым или бедным, хорошим или плохим, упорядоченным или беспоря- дочным. Поэтому, его начинает сильно заботить мать, ее здравомыс- лие и настроения. У многих младенцев имеют место отношения, такие же, как между цельными личностями в возрасте шести месяцев. Ощу- тив себя личностью, связанной с людьми, человек уже проделал большой путь в своем примитивном развитии.
Наша задача состоит в изучении того, что происходит в пережи- ваниях и личности младенца до этой стадии, которую мы распознаем В пять-шесть месяцев, но которая может достигаться как до, так и по- сле данного срока.
Существует также такой вопрос: насколько рано происходят дей- ствительно важные события? Например, должны ли мы рассматривать еще не родившегося ребенка? И если да, то в каком возрасте после за- чатия психология вступает в силу? Я бы ответил, что если важный этап существует в пять-шесть месяцев, то он существует также в пе- риод непосредственно до и после рождении. Основанием так говорить является то, что можно видеть большую разницу между недоношен- ными и переношенными детьми. Я полагаю, что в конце девятого ме- сяца беременности ребенок уже в достаточной мере созрел для эмо- ционального развития, и что если он переношенный, то этой стадии он достигает в утробе матери, и поэтому до и во время родов нужно учитывать его чувства. С другой стороны, недоношенный ребенок ма- ло что переживает из жизненно важного для него, пока он не достиг возраста, в котором должен был родиться, то есть еще через несколь- ко недель после рождения. В любом случае это является основой для дискуссии.
Есть и другой вопрос: с психологической точки зрения, действи- тельно ли важно то, что происходит в возрасте до пяти-шести меся- цев? Я знаю, что в некоторых кругах совершенно искренне полагают, Что ответ "нет". Эта точка зрения должна быть учтена, но она не совпадает с моей.
Основная цель данной работы — выдвинуть тезис о том, что ран- нее эмоциональное развитие ребенка, — прежде чем ребенок осознает себя (и, следовательно, других) как цельную личность, каковой он яв- ляется (и каковыми являются другие), имеет жизненно важное зна-
чение: фактически, именно этот период является ключом к психопа-
тологии психоза.
